В работе Лены и Дениса, которая была опубликована в прошлогоднем сборнике МГИ («Экзистенциальное измерение феномена зависимости») и дополнена публикацией там же в этом году, меня очень заинтриговала новизна и необычность концепции, названной «Аддиктив Селф», а также возможность взглянуть на привычную модель цикла контакта ( далее — ЦК) под другим углом: не как на застывшие догмы, а на реально динамический процесс.

Опираясь на собственный терапевтический опыт, в этой своей статье я хочу поделиться тем, что и как откликнулось во мне после неоднократного прочтения.

Опуская вводную часть, начну с отношения к зависимости. В тексте статьи даны различные определения и поставлены вопросы о зависимости: это зона отношений, семейная болезнь, способ избегания контакта, болезнь одиночества, пограничное нарушение или творческое приспособление? Разные авторы рассматривают феномены зависимости по-разному. Приводится перечень гипотез формирования зависимости с точки зрения различных парадигм: аналитической, клинической, генетической, травматической, дефицитарной и проч., которые обосновываются очень глубокими размышлениями и цитатами с отсылками к разным авторам.

В какой-то момент я решил остановиться и спросить себя: «А что для меня основное в понятии зависимость?» Я воспринимаю феномен зависимости как первичную биопсихосоциальную функцию, возникающую у ребенка на самых ранних этапах жизни, причем пищевая и эмоциональная зависимость формируются одновременно. Кроме того, первичная зависимость является предтечей последующих человеческих отношений, потенциалом для творческого развития. Из первичной зависимости, формирующейся в глубинах ид-функции, в значительной мере берет начало эмоциональная сфера, эмпатия, связанность; развитие личности, функции персонелити через формирование привязанности к матери, семье, другим людям. Я глубоко убежден, что зависимость лежит в основании как физиологии, так и патологии психической жизни.

Далее по ходу повествования авторы ставят несколько сложных вопросов: «Зависимость – что это?» Адаптация или развитие? Как происходит выбор между вызовом и соблазном…

В тексте сложная информация дается в очень плотном изложении, мне много раз приходилось возвращаться к уже прочитанному, несколько раз откладывать и возвращаться вновь. Когда я добрался до первой схемы, где представлен ЦК в непривычном изображении, начинаясь из точки 1 — полного контакта, то моя шизоидная часть возликовала – что-то можно структурировать! Аллилуя! Тут же сопоставил с описанием на предыдущей странице – фиксированный гештальт зависимого поведения по Мишель Клемменс: «шип» – быстрый переход от ощущения к действию как пример более ранней модели. Повеяло чем-то более понятным, на что можно опереться.

Итак, на рис.1 изображена кривая контакта. Она начинается с точки максимальной энергии, обозначенной цифрой 1,  и находится как бы в области полного контакта, предельного эготизма. В жизни человека ей соответствует боль вследствие накопившихся незавершенных задач развития (далее – НЗР) ранних этапов развития. НЗР накапливаются по ходу нормативных кризисов развития и, как следствие, сепарационной травмы, приводящей к потери только формирующейся «Я»-идентичности. Боль возникает в моменты выхода из диссоциации-транса (анестезии). Далее поиски способа справиться с болью толкают на поиски притупляющего её вещества. Движемся далее по ниспадающей дуге энергии через зоны ужаса и одиночества к цифре 5 – ситуации, заканчивающейся смертью для большинства наркоманов, оказавшихся в ней. В этом месте я не цитирую, а вношу частично свою интерпретации. Это то «дно», которого достигают наркоманы и алкоголики, фатальное завершение жизни.  Для тех немногих, кто благодаря группам поддержки и медикаментозному лечению у наркологов все же выжил, возможен подъем энергии и начало нового этапа жизни. Но авторы утверждают, что зависимость как таковая не исчезает, а лишь трансформируется: эти люди продолжают жить с «опрокинутым» циклом, который и назвали «Аддиктив Селф», но уже без боли на пике контакта, а, стало быть, с возможностью творческого приспособления. Кстати, психотерапия показа не ранее 5 лет «чистой» жизни.

В моей практике нет длительного опыта работы с наркоманами и алкоголиками, поэтому откликнуться на данную модель в целом сложно, но есть достаточно продолжительный жизненный опыт, включающий годы знакомства с запойными алкоголиками и людьми, употреблявшими наркотики. Большинство давно умерли. В представленной модели динамики энергии в ЦК этих людей я обнаруживал определенно знакомые тенденции.

В первом приближении своих впечатлений и воспоминаний своей работы как гештальт-терапевта я обнаружил, что нередко сталкиваюсь с подобной динамикой в сессиях на приеме в кабинете, но эти клиенты точно не наркоманы или запойные алкоголики, но что наверняка их объединяет, так это симптоматика пограничного поведения!

А с другой стороны, вспоминая свой опыт работы с зависимыми и созависимыми клиентами (пищевая, игровая, трудоголизм, курение табака), я не обнаруживал динамики, похожей на «Аддиктив Селф»! И вот тогда захотелось расширить масштаб рассмотрения проблемы, заглянув в более ранние периоды жизни людей, которые на каком-то этапе пришли к тяжелым формам зависимости. Не с рождения же у них стал формироваться «Аддиктив Селф», и только ли в зависимости дело?

Мне очень откликается идея освобождения от боли через объект зависимости, употребление какого-либо вещества, снижающего напряжение и боль. «Свобода от…». Что нам известно о феномене душевной боли? Приходит воспоминание о травме потери кого-то или чего-то близкого,  очень значимого и ценного, которую не удалось отгоревать, разделить с близким человеком. Просто не оказалось такого близкого человека!

Благоприятное развитие физиологической первичной зависимости как раз и предполагает доступность близкого другого и возможность сочувствия с его стороны. В этом месте, на мой взгляд, и проходит водораздел: есть зависимость-отношения – и боль травмы переживается как творческое приспособление; нет отношений-зависимости – и происходит адаптация через нахождение сильного химического вещества, способного на время притуплять боль и ужас. В таком случае, строго говоря, наркомания является антизависимотью, или контрзависимостью, применительно к отношениям и патологической зависимостью от вещества! Вот тогда и возникает «перевернутый» цикл контакта – «Аддиктив Селф»!

По ходу этих рассуждений случилось ещё одно интересное обнаружение, которое напомнило мне через ассоциации с переживаниями человека в зоне 5 теорию парадоксальных изменений Арнольда Бейссера, о чем ранее упоминал и Ф. Перлз – быть тем, кто ты есть, а не тем, кем хочется казаться.

А ещё этот феномен «дна» мне отозвался воспоминаниями из моей хирургической практики (10 лет после института я работал хирургом — от районной больницы до центрального института хирургии): я неоднократно замечал разительные психологические изменения у людей, перенесших тяжелые полостные операции, вышедших из глубокого наркоза. Без сомнения, это глубочайшие переживания, которые, в свою очередь, отозвались сравнением с историями мистерий-инициаций, где тоже есть ужас и боль перехода через линию «жизнь-смерть-жизнь». Уже тогда возникло предположение, что не только успех самого оперативного вмешательства, но и глубина пережитого помогают людям выздороветь и начать жить как-то иначе, иначе воспринимать себя и окружающий мир.

Подобные вещи описаны и во многих мифах и сказках, а также в реальных историях: например, в рассказах моего отца-фронтовика о первом бое и тяжелом ранении, которые я запомнил в детстве, и в моих собственных переживаниях критических ситуаций из 15-летней эпопеи сложных горных походов. Заглянув за эту черту, возвращаешься другим человеком, но вот вопрос каким .

Огромный заряд энергии от идей, развернутых в этих статьях и лекциях, помимо вопросов ЦК наркоманов, побудил меня провести собственное исследование взаимосвязи зависимость-кризис-травма-НЗР по тем отправным точкам клинического подхода, которые обозначены в указанных работах. Чем и хочу поделиться.

Уточню, что для меня клинический подход в гештальт-терапии не сопряжен с диагностическими ярлыками-диагнозами из психиатрии и уж тем более с самими психбольницами. Собственно, само понятие «клиника» появилось тогда, когда возникли кафедры медуниверситетов при больницах, а позже отдельные НИИ по разным направлениям. Вот их особенностью и стало углубленное обследование пациентов на всех этапах лечения с целью определения причин и особенностей заболеваний, а не только борьбы с симптомами. Следуя этим понятиям, клинический подход в гештальт-терапии – это внимательный интерес и исследование жизни клиента: как контекста-фона, так и возникновение фигур в процессе контакта в терапевтической сессии в соответствии с принципом холизма, феноменологии и релятивизма.

История жизни клиента может быть воспринята через теорию развития (наиболее принятый вариант в гештальт-подходе – теория Э.Эриксона ), из которой следует, что на каждом этапе есть свои задачи, которые решаются проживанием соответствующих кризисов. Накоплению НЗР способствуют травмы развития, сепарационная или нарциссическая травма. Насколько бы мы ни углублялись в тему психологического кризиса и травмы, на любом уровне встреча с фигурой матери неизбежна, а, стало быть, и темой первичной зависимости дитя-мать.

Напрашивается вывод, что не сама зависимость является причиной нарушения саморегуляции организма, а то, как в результате конкретного травматического нарушения творческий потенциал зависимости ребенка превращается в механизмы адаптации или дезадаптации.

Различные неврозы группируются вокруг ядра травмы, которое и сформировано на месте разрушенной зависимости-связанности через сочетание шизоидно-нарциссического комплекса (как уже упоминалось, классический аффективный паттерн – от ощущения к действию). Данный комплекс исключает невротический спектр, т.е. здоровую зависимость, где и возникает пауза между акцией и реакцией, соответственно, и чувствительность. А у «сладкой парочки», шизоидно-нарциссического комплекса, их нет!

Встречал кто-нибудь наркомана с шизотипичным поведением на тяжелых наркотиках с длительным анамнезом? Во-первых, я такой истории не представляю просто потому, что подобный тип нарушения саморегуляции предполагает очень раннюю травму, в период первого кризиса (до 2-х лет) – доверия, с нереализованной безопасностью и потребностью просто «быть», а травма в этом периоде очень быстро приводит к серьезным соматическим проблемам. Чтобы обеспечить длительность наркотического анамнеза, необходимо изначально иметь очень нехилое здоровье! Даже если человека с шизотипическим типом организации нервной системы и подсадили на героин, то история завершается фатально очень скоро, длительного анамнеза не бывает.

Во-вторых, в цикле опыта шизоида фактически исключен уровень энергии полного контакта, эготизма и, соответственно, острой душевной боли (у шизофреников типична хроническая ноющая боль низкой интенсивности без определенной локализации – «иньская»), которая может переживаться на пике энергии как острая («яньская»),  поэтому «Аддиктив Селф» совершенно не шизоидная история.

То, что мы видим в представленном материале статей Елены и Дениса, на мой взгляд, история последствий нарциссической травмы, достигшей пограничного уровня глубины нарушения саморегуляции.

Какие аргументы в пользу этого вывода можно привести? Во-первых, наличие в цикле опыта клиента тенденции «заходить» с высокой энергии полного контакта свидетельствует о том, что его цикл опыта успел развиться до этого уровня, а значит травма случилась не ранее 5-6 лет, когда как-то уже оформляется Персоналити и «Я»-идентичность, навыки автономии и свободы манипуляций.

Во-вторых, упоминание в статье феномена «ребенок во взрослом теле» позволяет предположить ретравму в подростковом возрасте, кризис периода раннего взросления, где логично искать истоки той психической боли травмы потери, которая и приводит к поискам «освобождения от», переворачивая Селф,  превращая жизнь в стиль поведения «от противного», а это еще один аргумент в пользу нарциссической травмы с привычным обесцениванием. В условиях диффузии идентичности подростка подсознание жестко фиксирует выбор контрзависимой стратегии в поведении как единственно возможного инструмента сепарации, закрепляя исходную диссоциацию в восприятии реальности, а Персону –  в сфере эготизма. Так формируется расщепление личности и поведения на два вектора –  маниакально-нарциссический и депрессивно-шизоидный, обусловленных временем и характером травмы. Специфика повреждения первичной зависимости формирует особенности адаптивных механизмов приспособлений, а следом и всю структуру психопатологии, где чередование маниакально-депрессивных циклов движется от адаптации пограничного спектра к дезадаптации психотика (компенсация шизоидной депрессии через аффектацию, галлюцинации и бред, а в случае нарушения и этих последних попыток адаптации приходит безумие, т.е. преобладание негативной симптоматики, так что деградация личности нарастает катастрофически быстро). Пример продуктивного и негативного течения шизофрении – одно из ярких иллюстраций, как психика очень стремительным образом пытается компенсировать доминанту одного полюса через другой. То есть для маниакально-нарциссически фиксированного субъекта доступ естественным путем в шизоидную область (попадать в пре-контакт, замедление, тишину одиночества, неспешную ориентацию и возможную встречу в контакте с собой и другим) оказывается перекрыт.

Тогда я понимаю возглас «Нашел!» как единственный способ увести психику с «линии огня», бесконечного сражения за признание в тихую заводь слияния.

Отсюда и третий аргумент: острая боль потери возможна лишь тогда, когда есть что-то ценное, что теряется. Есть основания полагать по данным нейрофизиологии, что не пережитая травма потери сопровождается разрушением межнейронных связей различных отделов коры мозга, в том числе межполушарных связей. Нельзя потерять то, чего не было, это была бы совсем другая история!

***

Что хочется сказать в завершении? Материалы статей Е. Калитеевской и Д. Копытова дают возможность расширить сферу исследований психопатологии с использованием гештальт-подхода, открывая для терапевтов дополнительные уровни осмысления феноменов опыта в работе с пограничными клиентами.

Встречаясь в своем кабинете с клиентом, у которого различимы признаки пограничного поведения (для меня первичным маркером пограничности является алекситимия), стараюсь вспоминать «золотое» правило – максимально замедляться, находиться в пре-контакте, в исследовании фона, контекста жизни клиента, его актуальных ощущений в теле, избегать его напористых вопросов «что мне делать с этим» (далее следует описание симптома, и отказ немедленно выдать «волшебный рецепт», а лучше сразу «волшебную пилюлю», вызывает агрессию в мой адрес). Предупрежден, значит вооружен. Вооружен осознанием появления внезапной агрессии в поле контакта. Углубляться дальше не стану, так как это уже другая история.

И «вишенка на тортик». Потенциал творческого развития – это сама зависимость, первичная физиологическая, вот только вопрос, как мы с ней обходимся.  С гештальт-приветом – Александр.